Вельяминовы – Время Бури. Книга первая - Нелли Шульман

– Какая разница, зачем фон Рабе стрелять по штабу националистов? Республиканцам координаты тоже нужны. Он отдаст мне негативы, я их сожгу, и все закончится, – Тони, небрежно, сказала Виллему, о слухах, в пресс-бюро:

– Я даже переписала, координаты, – она вытащила конверт, – кто-то, видимо, бывал в Теруэле, и выяснил, где у них штаб. Вы проверьте, – озабоченно сказала Тони. Виллем кивнул:

– Постараемся. Спасибо тебе…, – он потянул Тони к себе на колени:

– Еще минут сорок, любовь моя. Пожалуйста, пожалуйста, не езди без меня никуда. Береги себя…, – Тони приникла к нему, лихорадочно поднимая юбку, ощущая его тепло. Она кричала, раскинувшись на кровати, закусив руку, старое дерево скрипело. Виллем уронил ей голову на плечо: «Я совсем, совсем не могу жить без тебя…». Тони проводила его, накинув на обнаженные плечи рубашку. На пороге они никак не могли оторваться друг от друга. Девушка выбежала на балкон, Виллем помахал ей: «Скоро вернусь!»

Он уходил, вскинув на плечо вещевой мешок. На углу Виллем остановился. Вечернее солнце играло в белокурых волосах Тони. Подняв руку, она перекрестила Виллема, сама не зная, зачем. По соседству забил колокол, вспорхнули с крыши голуби. Виллем оборачивался, пока балкон не пропал из виду. Улыбаясь, он сказал себе: «Все будет хорошо».

Теруэль

За две недели, проведенные журналистами в Теруэле, мистер О» Малли привык играть с мальчишками из сиротского приюта в футбол. Меир не расспрашивал малышей, как они сюда попали. Священники сказали, что многие здесь, дети беженцев с республиканской территории. Их отцы воевали на стороне националистов. Семьи офицеров Франко коммунисты расстреливали. Настоятель городского собора вздохнул:

– Они везде такое творят, по наущению русских. В Испании сильны родственные связи. Детей спасают, вывозят в провинции, занятые войсками законного правительства, – Меир, как и вся столица, знал о расстрелах в Барахасе. В бригаде Тельмана, с кузеном Джоном, Меир, осторожно, завел разговор о военных советниках из СССР. Прозрачные глаза кузена помрачнели:

– Мы ничего не можем сделать. Я здесь вообще под чужими документами. Правительство Его Величества не собирается вмешиваться во внутренние дела Испании…, – Меир сидел на краю маленького футбольного поля, заросшего сухой травой. Журналисты завтракали, дети тоже ели. Он слышал из раскрытых окон подвальной столовой веселые голоса. Кто-то крикнул:

– Святой отец, сеньор Марк учит нас американской игре, бейсболу!

Меир повертел биту. В приюте были столярная и швейная мастерские, детей обучали ремеслам. Он выточил биты, вспомнив уроки труда. Меир с Аароном заканчивали, школу при Иешива-университете, в Нижнем Ист-Сайде. Эстер ходила в академию Спенса, для девочек, рядом с их домом, у Центрального Парка. Меир посмотрел на туманное, низкое небо. Погода не улучшалась. Он подышал на руки:

– В Цюрихе, наверное, тоже холодно. Вернусь домой, сделаю доклад, побуду с папой. Он к той поре из Амстердама приедет, – несмотря, на очки, Меир хорошо играл в бейсбол. Он был невысоким, легким, и быстро бегал.

Летом он ходил с Иреной на матчи «Янкиз». Девушка надевала легкое, шелковое платье, едва прикрывающее круглые колени. Тонкая ткань обтягивала большую грудь. На бейсбольном стадионе в Бронксе стояли ларьки с кошерными хот-догами и воздушной кукурузой. Они пили кока-колу, смеялись, Ирена держала его за руку, размахивая маленьким флажком «Янкиз».

По выходным Меир арендовал машину. После матчей они ездили на Лонг-Айленд, в кошерный пансион. Опасаясь наткнуться на отца и миссис Фогель, Меир, осторожно, выведывал у доктора Горовица его планы.

Жаркой, августовской ночью, над пустынным пляжем мерцали звезды, шумел океан. Ирена плохо плавала, и боялась, когда Меир пропадал из виду. Он отлично держался на воде, но проводил все время рядом с девушкой. У нее были соленые, ласковые, пухлые губы, влажные, тяжелые волосы, падали на спину. Терраса маленькой комнатки выходила на берег. В свете луны ее глаза блестели. Ирена обнимала его: «Я люблю тебя, люблю…»

Меир потушил окурок в аккуратной, жестяной урне. Он краснел, думая об Ирене, не только потому, что вспоминал, как прижимал девушку к себе, засыпая, погрузившись в ее тепло.

– Она меня любит, – Меир засунул руки в карманы куртки, а я…, Но я честно сказал, что не надо торопиться. Мы молоды. У меня работа, ее ждет карьера певицы, она очень талантливая. Неизвестно, что случится…, – Меир, невольно, прислушался.

На равнине, как и на высоте Муэла, стояла тишина. Холм республиканцы взяли два дня назад, с довольно большими потерями, с обеих сторон.

Командир гарнизона, недовольно, сказал:

– Понятно, зачем им понадобилась Муэла. У них, наверняка, есть пушки. Поднимут туда артиллерию, для обстрела города. Мы все равно не выкинем белый флаг, – лицо полковника закаменело: «Мы ожидаем подкрепления».

Меир, было, открыл рот. Он хотел предложить эвакуировать из Теруэля гражданских лиц, но осекся:

– Куда? Мы, то есть они, с трех сторон республиканцами окружены. Из города одна дорога ведет, и ее ничего не стоит перерезать. Тогда мы, то есть они, вообще в осаде окажутся…, – в Теруэле слышали шум боя на Муэле и разрывы снарядов. Журналистов, на позиции не пустили. Меир и Филби, утром, после перестрелки, забрались на колокольню кафедрального собора. Отсюда отлично просматривались позиции республиканцев на равнине. Филби вынул мощный бинокль: «Посмотри. Не зря они за кусок скалы кровь проливали».

Над Муэлой развевался трехцветный, республиканский флаг, сеял мелкий снег. Утро оказалось зябким. Меир посчитал пушки, их оказалось восемь. Артиллерийская обслуга носила снаряды по узкой тропинке, взбирающейся на холм. Машина бы там не проехала. Меир понял:

– Орудия они на руках тащили. От Муэлы две мили до города, по прямой траектории. Батарея от Теруэля и камня на камне не оставит.

В бинокль виднелись знаки различия высокого офицера, судя по всему, командовавшего пушками. Капитан стоял спиной, голову его покрывала серая, вязаная шапка. Меиру почудилось что-то знакомое в развороте мощных плеч. Он услышал голос Филби:

– Если они начнут стрелять до того, как сюда подтянутся силы националистов, я Теруэлю не позавидую.

Филби забрал у него бинокль: «Хотя вряд ли. Они подождут основного штурма города. И мы не знаем, сколько у них снарядов».

Темные волосы Меира шевелил прохладный ветерок. Мороз немного ослаб, ночью шел снег. Каждое утро, просыпаясь, они видели белое сияние, заливающее город. На воскресной мессе священник выбрал отрывок из Откровения. Меир вспомнил:

– И даны были каждому из них одежды белые. И сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число…, – он вздохнул:

– Правильно он говорил. Мы не знаем, сколько людей погибнет. Зачем нужна война…, – Меир разозлился:

– Затем, чтобы на земле не осталось фашизма. Я здесь для того, чтобы было как можно меньше жертв. И не только я. Аарон, Маленький Джон, его отец. Все мы…, – он усмехнулся:

– Наверное, мы с Иреной поженимся. Когда война закончится. Не эта война…, – Меир посмотрел в тихое небо, – а та, что впереди. Она меня любит, всегда будет любить. А я…, – он поднял с поля биты, – я буду вспоминать то стихотворение, Лорки, хотя бы иногда. Его я не спас, а всех остальных…, – Меир помахал мальчишкам, – всех остальных постараюсь…, – дети бежали на поле.

Выглянув из окна комнаты, Филби увидел, что мистер О’Малли разводит мальчишек по командам. Девочки рассаживались на деревянные скамьи, поставленные вдоль поля. Он смотрел на простые пальтишки детей, на черноволосые, светлые, рыжие головы. Няни-монахини вывели погулять малышей. Они копошились в деревянной песочнице.

Ветер прекратился, стало тихо.

Филби знал, для чего республиканцы взяли Муэлу.

– Мне нельзя рисковать, – сказал он себе, – я не доверяю мальчишке. Впрочем, какой он мальчишка. Двадцать два, а глаза взрослые. Не нравится мне его взгляд. Американцы сотрудничают с нашей разведкой. У меня впереди карьера, меня примут в секретную службу…, – Филби немного побаивался соученика по Кембриджу, графа Хантингтона. Закончив, университет с дипломом по экономике, Филби иногда сталкивался с Джоном на математических семинарах. Юноша был младше его на три года. Отец соученика, герцог Экзетер, близкий друг Черчилля, по слухам, занимался обеспечением безопасности страны.

Филби подозревал, что в Кембридже Джон не только учится, но и отвечает за охрану лаборатории Резерфорда. Великий физик находился в добром здравии, ему шел только седьмой десяток. Кроме Резерфорда, в лаборатории работала леди Констанца Кроу. От знакомых ученых, Филби слышал, что ее считают самым талантливым молодым физиком Европы: